make femme!
Ориджинал, Кэтти и Кэсси, близкие подруги, практически противоположные по характеру. Но их близость настолько сильна, что перешла грань нормальности - они могут улавливать настроение, чувства и иногда даже мысли друг друга. В какой-то момент они решают стать парой. Заказчик хочет узнать, как они дошли до жизни такой. Кинк - эмпатическая связь во время секса.
Автор: -----
Фандом: Ориджинал
Рейтинг: NC-17
Жанр: Ангст, Романс
Предупреждение: гет
Зайвка: Кэтти и Кэсси, близкие подруги, практически противоположные по характеру. Но их близость настолько сильна, что перешла грань нормальности - они могут улавливать настроение, чувства и иногда даже мысли друг друга. В какой-то момент они решают стать парой. Заказчик хочет узнать, как они дошли до жизни такой. Кинк - эмпатическая связь во время секса.
Примечания автора: Спасибо за сложную и интересную заявку. Дайри.ру, я ненавижу тебя за "Пожалуйста, уменьшите текст до 2048 знаков. В настоящее время он состоит из 11437 знаков"
Ты вся промокла до нитки и замерзла, потому что снова умудрилась дать приветливому утреннему солнцу ввести себя в заблуждение и оставить дома зонт. Дуреха Кэтти, если даже бесхитростная осенняя погода пользуется твоей наивностью, то что говорить о волках в овечьей шкуре, называющих себя «людьми», что окружают тебя повсюду.
Я сажусь на подоконник, вытаскивая очередную сигарету из пачки и без удовольствия затягиваюсь, отдавая дань мерзопакостной привычке. На мне свободные спортивные штаны, простая белая майка и безразличное выражение лица. Прищурив глаза, я вглядываюсь в следы, которые крупные капли дождя оставляют на стекле, и представляю, как эти капли сейчас смывают тщательно нанесенный макияж с твоего лица и превращают пышную прическу на твоей светлой голове в смешно прилипшие к шее мокрые локоны.
Мне не нужно смотреть на вешалку, где висит оставленный тобой пестрый широкий зонт, чтобы понять, что ты забыла его, я просто чувствую, что тебе холодно и мокро.
Уж не знаю почему, но так было с того самого момента, когда мы встретились с тобой в первый раз. Конечно, я не помню, когда это произошло, но я уверена, что иначе просто не может быть. Наша дружба не была ничем особенным, мы были просто двумя девчонками, жившими в одном дворе — нас объединяла общая песочница, общие деревья, которые манили своей высотой и изогнутыми ветками, на которые так и хотелось поставить ногу, чтобы забраться повыше и наблюдать свысока за суетливыми прохожими внизу. Я забиралась на них смело, дерзко, с некоторым отчаянием, словно пытаясь спастись от матери, которой было на меня плевать, от отца, который был трезвым еще реже, чем появлялся дома. Это был мой бунт против никчемности моего существования, и ты, дочь успешных и правильных во всем родителей, лезла на высокое дерево вслед за мной, потому что оставаться одной внизу для тебя было еще страшней, чем забраться под самую вершину.
Да, ты первая почувствовала это. Когда я, наконец, упала с дерева, ты, бросив ужин, который как и всегда в твоей семье был строго по расписанию, принеслась к тому самому дереву, хотя не могла знать, какую из деревянных вершин я выбрала сегодня для покорения.
— Тебе больно? - спросила ты с беспокойством в глазах, хотя лицо маленькой дикарки, прислонившейся спиной к большому дубу, уже успело стать привычно равнодушным, мне было всего 10 лет, но мне уже было не привыкать к боли.
Потом это стала чувствовать и я. Вязкое томление в сердце, когда тебе плохо и грустно, приторное патологически хорошее настроение, когда ты радовалась очередной отличной оценке в школе – все это чувствовалось так же отчетливо, как была видна вспышка молнии на темном небе, и совершенно не требовало твоего присутствия.
Теплый огонек тлел у самого фильтра сигареты, но мне лень выкинуть окурок, потому что потом придется тянуться за пачкой, чтобы взять следующую сигарету. Ливень за окном все не затихал, и я знала, что тебе идти еще минут двадцать, за которые ты успеешь промокнуть до нитки. Капли падали и падали, вырисовывая причудливые линии на стекле под аккомпанемент осеннего ветра, завывающего в вентиляции. Я ненавижу себя за то, что переняла от тебя эту чертову романтичность и подверженность настроению, которая разрушает ту ледяную крепость, что я годами тщательно выстраивала вокруг себя, не давая ни одной лишней эмоции, а значит и боли, проникнуть внутрь меня.
Выкрашенные в черный, отдающий синевой, цвет волосы упали на глаза, когда я наклонила голову, оторвав наконец взгляд от красоты осеннего дождя, пробуждающего во мне эту слабость.
Поняв, что необъяснимым образом мы чувствуем все эмоции и настроения друг друга, мы стали намного ближе. К подростковому возрасту наше чутье обострилось до максимума, принося свои плюсы и минусы в нашу дружбу, которая стала практически навязанной необходимостью. Я прогуливала уроки, чувствуя, как моя Кэтти борется со скукой, слушая нудную лекцию по географии. Ее сердце сжималось в груди, когда я в слезах выбегала из дома, вновь застав там пьяного отца, избивающего мать, и она всегда вылетала мне на встречу в просторный двор со сведшей нас когда-то маленькой песочницей. А каково, кроме собственных, страдать еще и от месячных другой девчонки, которая еще и страшно стесняется этого явления?
Моя жизнь была бунтом — бунтом против навязываемых мне правил, против несправедливости этого мира и любой системы, которая пыталась наложить на меня свои лапы. Ты была примерной ученицей, уже в детстве знающей, что тебе предстоит карьера врача, и оттачивающей правила поведения в обществе. В 14 лет я покрасила прямые длинные волосы в цвет вороньего крыла, а ты выбрала себе очередное бальное платье. В 16 я сделала себе кричащую татуировку в виде огненного черепа на предплечье, и ты прошла со мной через всю боль раз за разом вонзающейся в кожу иглы, находясь на уроке игры на пианино.
Я бунтовала и против тебя — я была слишком свободной, чтобы зависеть от твоего переменчивого настроения, но любой бунт терпел крах, потому что делал грустной тебя и этим просто уничтожал мои силы к борьбе.
***
Задрожав от холода, который начал пробирать до самых костей, я наконец встаю с подоконника и иду на кухню делать горячий крепкий чай, который после этого с удовольствием пью маленькими глотками.
— Согрейся хоть так, глупышка…
Вместе со всеми недостатками этой ситуации, мы были богаты как никто другой, потому что могли великолепно понять друг друга, хотели мы этого или нет. Может быть потому, что в твоих изумрудных глазах я встречала все понимание, в котором мог нуждаться колючий нелюдимый подросток, я избегала отношений с другими людьми. Я сторонилась девчонок с их сплетнями и мелкими интрижками и тем более парней, осыпающих меня плоскими шутками и пошлыми намеками. Все эти люди и на километр не могли приблизиться к тому пониманию, что я получала от тебя, и я закрылась куполом безразличия от всего остального мира — для меня это было просто как никогда. Ты так не могла, да тебе это и не было нужно. Будучи в перспективе истинно светской особой, ты обладала омерзительной привычкой пытаться понравится абсолютно всем, а твои золотые локоны, обворожительная улыбка и совершенно детская наивность с непосредственностью делали это не такой неразрешимой задачей.
Само собой, у тебя появился парень, сумевший как следует сыграть роль прекрасного принца, живущего в твоем воображении. Я чувствовала, как твое сердце взлетает как на американских горках, когда он говорит тебе комплементы, как ты проваливаешься в состояние, близкое к беспамятству, когда он касается твоих губ.
Я была в бешенстве. Всегда гордая, независимая и свободная от всего Кэсси рвала и метала от ревности, чувствуя, что драгоценное внимание единственного человека, который может понять ее, неизбежно уходит прочь, как вода просачивается через пальцы. Я бросала колкие взгляды в сторону «прекрасного принца», который, уж я-то знала, хотел от моего сокровища только одного. Кэтти чувствовала мою боль, но ни одна попытка успокоить меня и подружить с ее избранным не привела к успеху.
Я, конечно, ждала ее у подъезда ее дома, будучи опустошенной не меньше, чем она сама, зареванная, наспех одевшая цветную юбку и испачканную помадой блузку. Больше этот ублюдок не прикоснется к ней никогда. Ни один ублюдок больше не прикоснется.
***
Ключ по-домашнему поворачивается в замке входной двери, и на плитку в прихожей проливается небольшой Ниагарский водопад. Ты виновато улыбаешься, смотря на меня, закутавшуюся в плед с ног до головы, чтобы перебить крупную дрожь от разделенного пополам холода.
— Знаю-знаю, «я же тебе говорила»! — ты морщишься и строишь рожу, высовывая язык.
Тепло разливается внутри от этой улыбки, и плед уже брошен на пол за ненадобностью. Я обнимаю тебя, крепко прижимаясь к промокшей насквозь одежде, и впиваюсь в губы страстным поцелуем, прогоняя прочь последние остатки осеннего холода. Как и всегда, яркая искра пробегает по нашим телам, заставляя тлеющие огоньки желания вспыхивать ярким пламенем. Мокрое насквозь серое пальто падает прямо на пол, на котором и без того образовалось небольшое озеро, остатки и моей успевшей промокнуть одежды летят туда же.
Долгие месяцы ушли у меня, чтобы вернуть тебе веру в то, что твое тело способно приносить тебе удовольствие после того, как тот подонок оставил руины на месте этой веры. Я впервые поцеловала тебя прямо на улице и ты, конечно же, почувствовала мое восхищение мягкостью твоих губ. И сейчас ты, как и всегда, упиваешься тем же самым восхищением.
Я чувствую, как горячие волны бегут по твоему телу от груди к низу живота, когда кружу языком вокруг твоего розового соска, и как внутри тебя происходит сладкий взрыв, года губы наконец сжимаются на розовой плоти.
Горячая ввода льется тугими струями, заливая глаза, но они мне не нужны, чтобы увидеть, как ты закрываешь глаза от наслаждения, ставя одну ногу на бортик ванной, открывая мне дорогу к еще большему наслаждению.
Мои пальцы проникают внутрь, и твоя плоть тут же жадно обхватывает их, не желая отпускать из своей власти. Меня словно бьет электрическим током — наша страсть как картинка в зеркалах, поставленных друг напротив друга, отражается, переходя от одной к другой, бесконечными волнами возвращаясь, чтобы продлить сладкое ощущение.
К двум пальцам прибавляется третий и я с трудом сдерживаю самообладание, чувствуя пелену тумана, спускающую на твое сознание. Ты еле стоишь на ногах, пытаясь удержать ногу на бортике ванной, и мне тоже многого стоит устоять на коленях, когда амплитуда движений достигает предела. Ты кричишь и я повторяю твой крик в бессилии экстаза от невозможности прекратить это сладкую муку.
Два теплых халата, две кружки крепкого сладкого чая. Теплый и спокойный вечер на двоих, на двоих одно счастье, на двоих одна грусть. И наконец, жизнь одна на двоих. Я не знаю, какой была бы моя жизнь без тебя. Но и не хочу этого знать.
Конец.
очень-очень-очень приятный текст. эмпатия классно прописана, а кинк - зеркало в зеркале в зеркале, мррр!
балдею от исполнения.
спасибо
Счастливый Заказчик
Очень понравился и, как бы банально это не звучало, но...зацепило))))
Понравилось описание отношений, когда каждый чувствует другого как себя) и пример с зеркалами...и то, что героини разные люди)что они не стали чем-то безликим, тенью друг друга))
Так же понравился момент, когда она пьёт на кухне чай только для того, чтобы согреть любимую, что сейчас где-то далеко, которой холодно и мокро))) понравилось ещё много-много моментов))всех не перечислю)
нет слов))
Спасибо автору))
И написали вообщеБлагодарю вас за полученное удовольствие!Не откроетесь умылом?
Заказчик, мне приятно не меньше
Не откроетесь умылом?
Это как? Откроюсь в любом случае, по окончании тура.
Автор.
небольшие замечания
Мало было лишь раскытья темы, как все же началась любовь.
В целом, мне все же понравилось. Жаль что автор пожелала остаться неузнанной. ))))))
автор открылся, это Vittt. и это мужчина)
Отдельный плюсик автору - текст показался женским.
потому что по условиям кинк-тура тексты выкладываются анонимно. в конце тура создается тема, в которой можно признаться в авторстве
ЗЫ: а можно и не признаться?
можно) исключительно добровольное дело)